К концу XVII столетия аккомпанемент и оркестровку итальянцев стали находить слишком шумными и сложными. Пятьдесят лет спустя Италия уже вызывала экстатичный восторг, поскольку здесь голос, даже слабый, поддерживаемый всего несколькими аккордами, доносил все чувства до души и без помощи шумного оркестра. "Как! — писал Д'Аламбер в "Энциклопедии". — Этот хаос, эта мешанина партий, это нагромождение различных инструментов, этот назойливый шум в аккомпанементе, который не поддерживает голоса, а заглушает их, — неужели все это делается ради истинной красоты в музыке? Взгляните на наших современников итальянцев, на их сдержанность в аккордах, на их выбор гармонии! В самом деле, их оперы - это всего лишь дуэты, а вся Европа восхищается и подражает им".
В то же самое время Рамо критиковали за то, что красивое пение он потопляет "в чрезмерно грубом нагромождении аккордов и украшений", а Глюка - за то, что ему не удается мелодия, что он заставляет трубы реветь, струнные грохотать, а голоса вопить, так что дефекты его тевтонских модуляций скрываются за шумом всего оркестра.
В своем письме г-ну Ж.-Ф. де Лагарпу - этом шедевре остроумия - Глюк пообещал заново сочинить свои оперы. «Я самым тщательным образом изгоню все шумные инструменты, такие, как литавры и трубы. Я хочу, чтобы в моем оркестре слышались только гобои, флейты, рожки и скрипки (конечно, с сурдинами)... Я хочу, чтобы Армида, в отчаянном своем положении, распевала арию столь "размеренную", столь периодичную и в то же время столь нежную, что даже самая наиутонченнейшая девушка могла бы слушать ее без малейшего раздражения нервов.
"У французов нет музыки, и быть ее у них не может, но, даже если они ее заимеют, это будет хуже всего для них" — такое торжественное заявление мы находим в "Письме о французской музыке" Руссо (1753).