Натурные съемки фильма производились в Бразилии, Нью-Иорке, Голливуде, на Гавайях и потребовали сложного технического оборудования. В американской, французской, итальянской печати сообщалось, что двадцать инженеров— специалистов по электронике создали экранного Кинг - Конга. На алюминиевом каркасе высотой с пятиэтажный дом и весом четыре тонны была укреплена сложная гидравлическая система, приводящая в движение это сооружение и управляемая с дистанционного пульта. После съемок фильма огромная и страшная на вид кукла, умеющая ходить, прыгать, вертеть руками, совершать сложные движения каждым пальцем, улыбаться, скалить зубы и моргать, была отправлена как особый вид рекламы по городам Соединенных Штатов, а потом — в Париж,
Лондон, Рим...
И новый «Кинг- Конг», и «Белый бык», и другие такого рода ленты аккумулировали весьма актуальную ныне проблему окружающей среды и, по-своему ее трансформировав, преподнесли публике.
Поиск «общего знаменателя» продолжается. Киномонополии чутко держат руку на пульсе зрительского восприятия, используя состояние неустойчивости, растерянности, неуверенности людей, желающих в столь трудное, кризисное время либо увидеть лучик надежды — ведь чудовище (акула, обезьяна, пожар) было все-таки побеждено,— либо убедиться в необходимости уповать лишь на провидение.В чем причина такого коммерческого успеха космических суперколоссов, которые пришли как бы на смену фильмам о земных катастрофах и дьявольщине на экране, а также моде «ретро» (заметим вместе с тем, что дьявольщина, как и «ретро», не ушла под почву, они лишь меняют окраску, стиль, тематику).Причина все та же — отвлечь зрителей от тяжелых раздумий о мире, их окружающем. И еще: часто это продолжение особой стратегии, связанной со стремлением навязать массовому сознанию иррационализм, чувство своей ничтожности и бессилия перед лицом глобальных космических войн и катастроф, то есть все той же стратегии, цель которой — увести человека, живущего в обстановке экономического и духовного кризиса, в выдуманный мир.
"У французов нет музыки, и быть ее у них не может, но, даже если они ее заимеют, это будет хуже всего для них" — такое торжественное заявление мы находим в "Письме о французской музыке" Руссо (1753).